Натура. День. Яркий свет. Посреди моря трое дрейфуют на автомобильных камерах, Андро подремывает, голова его свесилась на плечо. Монги играется с колодой карт. Самуэль с трудом пытается снять город с моря. Рядом покачивается пенопластовый плот с багажом.

САМУЭЛЬ (смеясь, показывая на Андро). Вот так он и задушил Французскую революцию.

Андро неохотно двигает рукой – смахнуть с лица насекомое.

САМУЭЛЬ (веселится). Просыпайся, старина, давай рассказывай, что с тобой сделали Робеспьерша и Дантонша. Они набросились обе разом или по очереди? Как было дело, брат?

АНДРО (сонно). Никак. Они стали говорить о Музее Наполеона,[188]потом перешли на Лувр (зевок). Они исследовали Лувр вдоль и поперек, от древних египтян до рабов Микеланджело, и это притом, что они там никогда не были, – все по репродукциям и через постель с французами. Они разворачивали передо мной всю эту антологию, не забывая тем временем отсасывать. У меня образованные шлюхи вызывают только сочувствие! Ничего больше и не было, они терзали меня этим минетом до тех пор, пока я не плюнул на все и не пошел спать.

САМУЭЛЬ (веселясь, снимая). Город превратился в прах.

МОНГИ. А м-м-мне бы понравилось быть д-д-дельфином. П-п-плавать удобней, чем ходить.

САМУЭЛЬ (прерывая съемку). Меня просто тянет к морю, предчувствую, что я утону. Как-то со мной произошел невероятный случай. Пионером я отправился вместе с классом возложить цветы Камило. Вдруг ни с того ни с сего цветы, плавающие в воде, соединились так, что получилось лицо Камило. Никто из детей не увидел этого.

МОНГИ (скептически). Это называется п-п-пионерский п-п-политический т-т-травматизм.

САМУЭЛЬ. Не веришь – не надо, но это случилось со мной, у меня волосы встают дыбом, едва я об этом вспоминаю.

АНДРО. Повышенная впечатлительность. Хотя поговаривают, что Камило Сьенфуэгос,[189]сытый по горло всем этим дерьмом, осел в Майами, сбрил бороду и на сегодняшний день является владельцем какого-то американского телеканала.

МОНГИ (тихонько Самуэлю). Видишь? День, а с-с-света меньше, чем н-н-ночью. Ты руководствуешься т-т-тем, что я видел вчера?

САМУЭЛЬ (уходя от ответа). Вчера я видел лишь патетические сопли, называемые песней. Сквернейшее дело, надо признать.

АНДРО (заинтересованно). О чем шепчетесь?

САМУЭЛЬ. Ни о чем. (Долгое молчание.) Ни о чем. Чего молчим?

Вдали виден плот, он медленно приближается. На нем плывет девушка, одетая в старую рваную одежду. Слышен ее голос, имитирующий «Радио Релох», хотя новости, которые она выдает, невероятны, а отмеряемое ею время идет в обратную сторону. Несмотря на то что она изрядно поджарилась на солнце, девушка не выглядит здоровой – загар не скрывает синяков под глазами, сама она очень худая, грязная, волосы сальные.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Министр культуры заявил в речи по случаю открытия Дня культуры, что культура – это хорошо, что жизнь – это тоже хорошо, а вот смерть – плохо, поэтому мы и умираем. Пим! Радио «Релох Насиональ», одиннадцать часов утра ровно. В стране слепых одноглазый уже король, заявил Полифем[190]Кастро, чудак из Страны Боли, показательного островка за пределами карты, красивого туристического центра, отданного народу. Пим! Радио «Релох Насиональ», без одной минуты одиннадцать, прослушайте новости из Экс-стран, которые перестанут вскоре быть таковыми. «С тех пор как мы Экс, мы живем как звери, отчего нас переполняет гордость, ведь человеку уже давно пора вернуться в пещеры», – заявил тот, кого вы себе меньше всего представляете, очередной пришелец. Пим! Радио «Релох Насиональ», без двух минут одиннадцать… Эй, привет, меня зовут Грусть-Тоска. Вы туда или обратно?

Нет ответа.

ГРУСТЬ-ТОСКА (беспокойно). Отвечайте быстрее, потому что уже без трех минут одиннадцать, а в десять тридцать я обязана покончить с собой, утопиться, если быть более точной.

САМУЭЛЬ (истерично). Послушай, не пори горячку. Уже одиннадцать ноль пять, и, насколько я знаю, все часы ходят вперед, забудь про самоубийство и давай рассказывай, что там с тобой произошло.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Со мной? Ничего. Это вы во что-то вляпались. Я иду своей дорогой, прямо к смерти. Любое человеческое существо мечтает о смерти.

Трое смущенно переглядываются.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Не хотите молочка? Много молока?

На лицах троих друзей появляется гримаса сомнения.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Вы не хотите, чтобы я обратилась в корову или козу? Я верю в переселение душ, в силу веры, в спасение. Я уже была животным, звездой, растением и так далее. О да, я много читаю! Но ничегошеньки не понимаю. Боже, я тут с вами болтаю, а мне через пятнадцать минут топиться!

Она удаляется, вовсю гребя двумя обломками весел.

МОНГИ. Еще одна съехавшая с к-к-катушек.

САМУЭЛЬ (мрачно). Не выношу провокации ради провокации, без малейшего на то основания.

Они проплывают мимо отеля «Ривьера». Андро замечает трех мальчишек, бросающих камни с парапета: кто точнее попадет в лужу.

АНДРО (протирая глаза). Я что, грежу с открытыми глазами? Эти мальчишки действительно существуют или мне это снится.

Общий план мальчишек.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК. Мне надоело. Что будем делать?

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК. Будем играть в то, что дали свет.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК (упитанный, любитель поесть). Лучше в то, что дали газ, а вдруг тогда появится что-нибудь съедобное. Я однажды был в доме у одного иностранца: там все работало, даже воздух кондиционировался. Давайте поиграем в то, что дали газ, и в то, что мы едим.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК (очень худой). Нет, нет, нет. Мне не нравится еда!

Самуэль приближается к берегу, сначала он пристраивает на камнях плот, потом прыгает на них сам.

САМУЭЛЬ. Шпендик, лучше будет, если никто не услышит ту ерунду, какую ты несешь, потому что тебе совсем перестанут давать жрать.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК. Дай мне кинокамеру. (Он трогает аппарат.)

Самуэль дает ему по рукам.

ВТОЮЙ МАЛЬЧИК (показывая на Монги). Смотрите, гитара. Ты, дай гитару.

МОНГИ (тряся Андро за плечи). Проснись! Если это твой сон, то будет лучше, если ты проснешься. Этим пацанам палец в рот не клади!

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК. Вы иностранцы?

Те отрицательно качают головами.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК. Раз они не иностранцы, пусть катятся к черту, идемте.